АНГЛИЙСКАЯ ЛИТЕРАТУРА
Уильям Контрив (William Congreve) 1670-1729
Так поступают в свете (The Way of the World) — Комедия
(1700, опубл. 1710)
«Так поступают в свете» — последняя из четырех комедий, написанных
Уильямом Конгривом, самым знаменитым из плеяды английских драматургов
эпохи Реставрации. И хотя несравнимо большую известность (как при жизни
автора, так и впоследствии), равно как и значительно больший сценический
успех и более богатую сценическую историю, имела другая его пьеса —
«Любовь за любовь», написанная пятью годами раньше, именно «Так поступают
в свете» представляется наиболее совершенным из всего наследия Конгрива.
Не только в ее названии, но и в самой пьесе, в ее характерах присутствует
та общезначимость, та непривязанность ко времени ее создания, к конкретным
обстоятельствам жизни Лондона конца XVII в. (одного из многочисленных в
череде fin de siecle, до удивления схожих во многих существенных
приметах, главное — в человеческих проявлениях, им присущих), что и
придает этой пьесе характер подлинной классики.
Именно эта черта столь естественно вызывает при чтении пьесы Конгрива
самые неожиданные (а точнее — имеющие самых неожиданных адресатов)
параллели и ассоциации. Пьеса «Так поступают в свете» — это прежде всего
«комедия нравов», нравов светского общества, известных Конгриву не
понаслышке. Он и сам тоже был вполне светским человеком, l'hотте du
monde, более того, одним из наиболее влиятельных членов «Кит-Кзт»
клуба, где собирались самые блестящие и самые знаменитые люди того
времени: политические деятели, литераторы, философы. Однако отнюдь не они
стали героями последней комедии Конгрива (как, впрочем, и трех предыдущих:
«Старый холостяк», «Двойная игра» и уже упоминавшаяся «Любовь за любовь»),
во всех них Контрив вывел на сцену кавалеров и дам — завсегдатаев светских
салонов, щеголей-пустозвонов и злых сплетниц, умеющих в момент сплести
интригу, чтобы вволю посмеяться над чьим-то искренним чувством или
обесчестить в глазах «света» тех, чей успех, или талант, иди красота
выделяются из общей массы, становясь предметом зависти и ревности. Все это
разовьет ровно семьдесят семь лет спустя Ричард Шеридан в классической уже
ныне «Школе злословия», а еще двумя столетиями позже — Оскар Уайльд в
своих «аморальных моралите»: «Веер леди Уиндермир», «Идеальный муж» и
других. Да и «русская версия» при всей своей «русской специфике» —
бессмертное «Горе от ума» — неожиданно окажется «обязанной» Конгриву.
Впрочем — Конгриву ли? Просто все дело в том, что «так поступают в свете»,
и этим все сказано. Поступают — вне зависимости от времени и места
действия, от развития конкретного сюжета. «Ты светом осужден? Но что такое
свет? / Толпа людей, то злых, то благосклонных, / Собрание похвал
незаслуженных / И стольких же насмешливых клевет», — писал
семнадцатилетний Лермонтов в стихотворении памяти отца. И характеристика,
которую дает в «Маскараде», написанном тем же Лермонтовым четырьмя
годами позже, князю Звездичу баронесса Штраль: «Ты! бесхарактерный,
безнравственный, безбожный, / Самолюбивый, злой, но слабый человек; / В
тебе одном весь отразился век, / Век нынешний, блестящий, но ничтожный», и
вся интрига, сплетенная вокруг Арбенина и Нины, «невинная шутка»,
оборачивающаяся трагедией, — все это тоже вполне подходит под формулу «так
поступают в свете». И оклеветанный Чацкий — что, как не жертва «света» ? И
недаром, приняв достаточно благосклонно первую из появившихся на сцене
комедий Конгрива, отношение к последующим, по мере их появления,
становилось все более неприязненным, критика — все более язвительной. В
«Посвящении» к «Так поступают в свете» Контрив писал: «Пьеса эта имела
успех у зрителей вопреки моим ожиданиям; ибо она лишь в малой степени была
назначена удовлетворять вкусам, которые, по всему судя, господствуют нынче
в зале». А вот суждение, произнесенное Джоном Драйденом, драматургом
старшего в сравнении с Конгривом поколения, тепло относившегося к собрату
по цеху: «Дамы полагают, что драматург изобразил их шлюхами; джентльмены
обижены на него за то, что он показал все их пороки, их низость: под
покровом дружбы они соблазняют жен своих друзей...» Речь в письме идет о
пьесе «Двойная игра», но в данном случае это, ей-богу, несущественно. Те
же слова можно было бы произнести и по поводу любой иной комедии У.
Конгрива. А между тем Контрив всего лишь выставил зеркало, в котором и в
самом деле «отразился вею», и отражение это, оказавшись точным, оказалось
тем самым весьма неприятным...
В комедии Конгрива не так много действующих лиц. Мирабелл и миссис
Милламент (Контрив называет «миссис» всех своих героинь, равно замужних
дам и девиц) — наши герои; мистер и миссис Фейнелл; Уитвуд и Петьюлент —
светские хлыщи и острословы; леди Уишфорт — мать миссис Фейнелл; миссис
Марвуд — главная «пружина интриги», в каком-то смысле прообраз
уайльдовской миссис Чивли из «Идеального мужа»; служанка леди Уишфорт
Фойбл и камердинер Мирабелла Уейтвелл — им также предстоит сыграть в
действии немаловажную роль; сводный брат Уитвуда сэр Уилфут — неотесанный
провинциал с чудовищными манерами, вносящий, однако, свою существенную
лепту в финальный «хэппи-энд». Пересказывать комедию, сюжет которой
изобилует самыми неожиданными поворотами и ходами, — дело заведомо
неблагодарное, потому наметим лишь основные линии.
Мирабелл — известный на весь Лондон ветреник и неотразимый ловелас,
имеющий ошеломительный успех в дамском обществе, успел (еще за пределами
пьесы) вскружить голову как престарелой (пятьдесят пять лет!) леди
Уишфорт, так и коварной миссис Марвуд, Сейчас он страстно влюблен в
красавицу Милламент, которая явно отвечает ему взаимностью. Но
вышеупомянутые дамы, отвергнутые Мирабеллом, делают все возможное, чтобы
воспрепятствовать его счастью с удачливой соперницей. Мирабелл очень
напоминает лорда Горинга из «Идеального мужа»: по натуре человек в высшей
степени порядочный, имеющий вполне четкие представления о нравственности и
морали, он тем не менее стремится в светской беседе цинизмом и
острословием не отстать от общего тона (чтобы не прослыть скучным или
смешным святошей) и весьма в этом преуспевает, поскольку его остроты и
парадоксы не в пример ярче, эффектнее и парадоксальнее, нежели достаточно
тяжеловесные потуги неразлучных Уитвуда и Петьюлента, представляющих собой
комическую пару, наподобие гоголевских Добчинского и Бобчинского (как
говорит уитвуд, «...мы... звучим в аккорде, как дискант и бас...
Перебрасываемся словами, как два игрока в волан...»). Петьюлент, впрочем,
отличается от своего приятеля склонностью к злобной сплетне, и тут уже на
помощь приходит характеристика, что выдается в «Горе от ума» Загорецкому:
«Человек он светский, / Отъявленный мошенник, плут...»
Начало пьесы — это нескончаемый каскад острот, шуток, каламбуров,
причем каждый стремится «перекаламбурить» другого. Впрочем, в этой
«салонной беседе», под личиной улыбчивого дружелюбия, говорятся в лицо
неприкрытые гадости, а за ними — закулисные интриги, недоброжелательность,
злоба...
Милламенг — настоящая героиня: умна, изысканна, на сто голов выше
остальных, пленительна и своенравна. В ней есть что-то и от шекспировской
Катарины, и от мольеровской Селимены из «Мизантропа»: она находит особое
удовольствие в том, чтобы мучить Мирабелла, постоянно вышучивая и
высмеивая его и, надо сказать, делая это весьма успешно. И когда тот
пытается быть с нею искренен и серьезен, на миг сняв шутовскую маску,
Милламент становится откровенно скучно. Она во всем решительно с ним
согласна, но поучать ее, читать ей мораль — нет уж, воля ваша,
увольте!
Однако для достижения своей цели Мирабелл затевает весьма хитроумную
интригу, «исполнителями» которой становятся слуги: Фойбл и Уейтвелл. Но
его план, при всем своем хитроумии и изобретательности, натыкается на
сопротивление мистера фейнедла, каковой в отличие от нашего героя хотя и
слывет скромником, но в действительности являет собой воплощение коварства
и бесстыдства, причем коварства, порожденного вполне земными причинами —
жадностью и корыстью. В интригу втянута и леди Уишфорт — вот где автор
отводит душу, давая выход своему сарказму: в описании ослепленной
уверенностью в своей неотразимости престарелой кокетки, ослепленной до
такой степени, что ее женское тщеславие перевешивает все доводы разума,
мешая ей разглядеть вполне очевидный и невооруженному глазу обман.
Вообще, ставя рядом знатных дам и их горничных, драматург явно
дает понять, что по части морали нравы у тех и у других одинаковы, —
точнее, горничные стараются ни в чем не отстать от своих хозяек.
Центральным моментом пьесы становится сцена объяснения Мирабелла и
Милламент. В тех «условиях», что выдвигают они друг другу перед
вступлением в брак, при всем каждому присущем стремлении сохранить свою
независимость, в одном они удивительно схожи: в нежелании быть похожими на
те многочисленные супружеские пары, что представляют собой их знакомые:
нагляделись такого «семейного счастья» и для себя хотят совсем другого.
Хитроумная интрига Мирабелла терпит фиаско рядом с коварством его
«приятеля» Фейнелла («так поступают в свете» — это его слова, которыми он
хладнокровно объясняет — не оправдывает, отнюдь! — свои действия). Однако
добродетель в финале торжествует, порок наказан. Некоторая тяжеловесность
этого «хэппи-энда» очевидна — как и всякого иного, впрочем, ибо почти
любой «хэппи-энд» чуть-чуть отдает сказкой, всегда в большей или меньшей
степени, но расходящейся с логикой реальности.
Итог всему подводят слова, которые произносит Мирабелл: «Вот и урок
тем людям безрассудным, / Что брак сквернят обманом обоюдным: / Пусть
честность обе стороны блюдут, / Иль сыщется на плута дважды плут».
Ю. Г. Фридштейн
Источник: Все шедевры мировой литературы в кратком
изложении. Сюжеты и характеры. Зарубежная литература XVII-XVIII веков.:
Энциклопедическое издание. / Ред. и сост. В.И.Новиков – М.: «Олимп» ; ООО
«Издательство ACT» , 1998. – 832 с.
|